N.Zyrlin Vesna 1985 goda (1985 Spring)
main page texts photos links books main
texts
photos
links
books

Новые похождения доктора Живаго
Весна 1985 1989 1990 Зима 1990-1991 понедельник вторник среда четверг Конец 1991

Army

Н.Цырлин на военной службе (май 1983 г.)

Весна 1985 года
11.03.85, (Дата не указана), 25.04.85, 26.04.85, Приложение Удивительная наколка
vine queue What I intended to do after I got out of the Army? <...>
I would like to be a dead cat.

11 марта 1985 года

Сегодня я пришел с "объекта" в два часа. В общежитии еще никого не было. Пообедал продуктами, привезенными накануне из Москвы, и сразу лег спать. В три часа проснулся оттого, что радио было включено на полную громкость. Перечисляли титулы и награды Черненко. Подумал, что отмечают первую годовщину прихода к власти. (Спросонья ошибся на месяц.) Рядом с репродуктором стоял сосед по комнате капитан Митасов и внимательно, с унылой мордой, (3) слушал.

Я тут же уснул опять, а когда проснулся - поглядел на часы: без десяти четыре. Почему-то подумал, что утра - и спать можно еще как минимум четыре часа. Потом вспомнил, что сейчас март: официальный срок службы вышел 25 февраля, 14 дней назад, светло же в четыре утра бывает только в июне. И лежу я полуодетый поверх одеяла. Сообразил, наконец, что четыре вечера, а не утра. Быстро оделся и поперся на развод. Там все и узнал.

Командир полка по прозвищу Гондурас (4) кратко проинформировал об очередной смерти руководителя государства и сразу перешел к делу: "Ну что, дождались? Теперь держитесь! Теперь руководитель у нас молодой..." Несомненно, имел в виду, что Горбачев не умрет так быстро, как его предшественники и, может, успеет "навести порядок". Но вовремя сообразил, что зарвался. Довольно неуклюже закруглил фразу в том смысле, что Горбачев сможет сам везде ездить, в том числе и по войскам, и проверять все лично. Я уже слышал из разговоров в строю, что Горбачев - председатель похоронной комиссии; а это, судя по предыдущим сменам руководства, равнозначно вступлению в должность. (5)

Гондурас начал шмонять солдат, особенно старослужащих. Велел им расстегнуться и обнаружил у многих "вшивники" - надетые под форму неуставные фуфайки. Заставил снять и лично изрезал ножиком. И объявил на завтра внеочередной строевой смотр - то есть великий шмон часа на три с последующей маршировкой. Сегодня тоже скомандовал пройти перед ним маршем перед тем, как следовать на "объекты".

Поехали на пятичасовом рейсовом автобусе. Еще бы несколько минут Гондурасу проканителиться - автобус ушел бы без нас и был бы повод вообще никуда не ездить. Мне лично вполне простительно, как "гражданину". (6) Пешком на объект пиздовать полчаса, а в седьмом часу все, кто там не на боевом дежурстве, а пришел из городка, уже начинают собираться обратно. И можно было вообще завершить сегодняшний рабочий день и даже смотаться домой в Москву. (Если без промедления переодеться и пойти на станцию пешком, то дома я был бы в восемь, а обратно в часть приехал бы завтра утром.) Если бы, конечно, не Гондурасов ебучий смотр - на него с утра можно и не успеть.

В автобусе ехали несколько офицеров второго подразделения. Возле ворот их "объекта" никто не вылез: всей компанией поперлись в Селятино за водкой. Во втором подразделении служит одна пьянь, (7) хотя и в нашем, первом, пьяни тоже хватает. Уже успели, верно, отметить, и орали на весь автобус политически сомнительные вещи: "Усопшего руководителя следует помянуть, а нового - обмыть... То есть усопшего - обмыть, а нового, тогда, я думаю, полагается спрыснуть!"

Это ж надо - второе такое событие в течение моего срока! Не считая Министра обороны Устинова, который умер в прошлом декабре. Не выдерживают, бедняги, моего служебного рвения. Целых двух вождей плюс одного министра я сумел уморить своей усердной службой. Ну и Леонид Ильич тоже явно на моей совести. Тот на проверку оказался самым чахлым. Помер, когда меня в армию еще и забрать не успели, а лишь объявили "кандидатом на призыв". А он возьми да и помри - не иначе, как от нехороших предчувствий.



(Дата не указана)

На службе я в основном занимался хождением в суточные наряды. Называется "педорасить (9) помдежем" (помощником дежурного по части). Отпедорасил за два года ровно 166 штук нарядов. Засовывали меня в наряд два, иногда три раза в неделю. (Нехороший в этом отношении период был прошлым летом и осенью, когда приходилось по несколько раз ходить через день на следующий. Один раз было два наряда один за другим.) Практически каждые выходные мне на них приходился наряд, не считая будних дней. За дежурство с субботы на воскресенье положен дополнительный выходной, который чаще всего зажиливали.

Заступающему в наряд дозволяется отдыхать от обеда до развода в шесть вечера. Потом следует идти на кухню и проверять правильность и своевременность нарезки хлеба и закладки пищи ("параши") в бачки, которые везут на объекты. Если в это время к кухне подъезжает грузовик, то тебе повезло, в противном же случае приходится тащиться в гараж и ругаться. После погрузки бачков в кузов следует сесть в кабину рядом с шофером, ездить по объектам и раздавать пищу сообразно количеству едоков. Занятие это не такое простое, как можно подумать, поскольку бачки все битые и мятые, содержимое из них выплескивается на ухабах по всему кузову. Надписей на бачках, который бачок какого подразделения, не видно под слоем грязи. "Парашей" их (равно как и их содержимое) называют вполне обоснованно. Кроме того, солдаты норовят спереть лишнюю порцию хлеба, масла или сахара. Постоянно из-за этого возникают скандалы. (Хлеборез и повара на кухне тоже могут обмануть.) Приходится самому лезть в загаженный кузов и выдавать пищу под личным контролем, но и это не всегда помогает. К концу службы я даже овладел элементами узбекского матерного языка. Солдаты в части были в основном азиаты.

Ночью помощнику дежурного можно спать только до двух часов. Считается, что с двух до подъема он ходит по части и следит за порядком. Я обычно заходил в казарму, ложился поверх одеяла на пустующую кровать и спал часа два или три. Сочетал приятное с полезным: если случится драка или прочее хулиганство, то можно услышать. Но каждый раз обходилось. Наутро нужно развезти завтрак, а днем обед. В промежутке времени между завтраком и обедом помощника дежурного обычно усаживают в штабе у телефона - отвечать на звонки. После развоза обеда будет не лишним проявить инициативу и побеспокоиться, чтобы явился помощник дежурного тебе на смену, а то тебя могут заставить по второму разу развозить ужин, пока найдут сменщика. (Если найти его не могут, то командир Гондурас любит назначать в наряд первого попавшегося ему на глаза офицера или прапорщика, невзирая на все отговорки. Так что вечером без особой надобности возле штаба лучше не болтаться.) А однажды пришлось педорасить два наряда один за другим.

Первый год в армии меня поместили на жительство в казарму, в комнату, смежную с солдатским "спальным помещением". Унитазы и умывальники общие с солдатами. Правда я, в соответствии со своим званием лейтенанта, находился, так сказать, на бесконвойном режиме. Не на зоне, а на поселении - в отличие срочных военнослужащих в звании рядовых и сержантов. Разница, кстати, очень существенная. Вплоть до такой детали, что проживающим в общежитии дозволялось лежать или сидеть на своих кроватях в любое время суток, а не только после отбоя или в случае болезни по разрешению врача, как это заведено в казарме. Из других привилегий можно отметить возможность хранить гражданскую одежду, переодеваться в нее во внеслужебное время, а в холод пододевать под форму неуставное белье и свитера. Кроме того, имелась возможность хранить и употреблять продукты питания и спиртные напитки.

Жившие в той комнате офицеры были или холостые, или имевшие семью и квартиру в другом военном городке. На выходные они большей частью сразу тоже смывались по домам. (Так что у меня с моими соседями обнаружились некоторые общие интересы.) Время от времени на Гондураса нападала какая-то мания и он безуспешно пытался пресечь "самовольные отлучки". Но, в общем, во внеслужебное время исчезать из части можно было относительно свободно, если не слишком нагло это афишировать. (В отличие от солдат, которых полагается пересчитывать по несколько раз в сутки и в случае недостачи объявлять тревогу. А если солдата направляют за пределы территории, даже на "объект", до которого два километра, то к нему обязательно приставляют офицера или прапорщика в качестве конвоира.)

Называл Гондурас нашу комнату не иначе как "гадючник". Пьянствовали почти каждый день. (Драк, к счастью, не было - в отличие от солдат.) (10)

Привезенные из дома деньги многие мои соседи обычно полностью пропивали уже ко вторнику или к среде, а потом питались бесплатно в солдатской столовой и шакалили у меня трешки до получки.

Первое время они пытались гонять меня в Селятино за выпивкой. Пару раз я соглашался, а потом заявил: у меня есть командир группы, майор, пускай он прикажет, без его разрешения отлучаться не положено. После этого все поездки были по поручению командира группы, и, разумеется, его приходилось брать в долю. (11)

Через год в часть приехала какая-то важная комиссия. Один генерал случайно заглянул в нашу комнату и, дай ему Бог здоровья, приказал Гондурасу отселить всех ее обитателей в жилой городок. Свободная квартира у Гондураса сразу нашлась. Было нас тогда человек десять - распихали по двум комнатам. В третьей комнате жил заместитель командира полка, не пожелавший перевозить сюда семью из более благоустроенного жилья. В нашей комнате едва помещались стол и шкаф у одной стены и четыре кровати почти вплотную друг к другу у противоположной. А числилось там вместе со мной целых пять человек. Один все время либо сидел на дежурстве, либо уезжал к родителям в Москву.

Около месяца там прожил один старший лейтенант, законченный алкоголик в двадцать пять лет. Постоянно был либо пьян, либо в отлучке. Однажды Гондурас заглянул к нам и в очередной раз обнаружил его лежащим на кровати в мертвецки пьяном виде. Тогда он решился на неуставные методы воспитания: приказал конфисковать его форму вплоть до выхода из запоя. Но старший лейтенант, проспавшись, не растерялся: надел (в мое отсутствие) мою гражданскую одежду и побежал в магазин за очередной дозой. Одежду, надо отдать ему должное, вернул мне в целости и даже извинился. Через некоторое время того старшего лейтенанта перевели служить в корпус, вроде как в наказание. (Бытовые условия в корпусе заметно лучше. Говорили, что у него какой-то родственник служит в Генштабе.)

Потом к нам поселили солдата, который вместо дембеля пожелал остаться прапорщиком. Свободное время он проводил у приятеля-прапорщика, проживавшего в городке, предаваясь с ним непрерывному пьянству. Иногда жена того прапорщика его прогоняла и он приходил ночевать к нам, заблеванный и вонючий. Похоже, что он вообще перестал мыться после того, как перестал числиться срочным солдатом, которых раз в неделю строем водят в баню. Потом Гондурас и замполит полка провели с ним и с его приятелем воспитательную работу и он стал пить немного меньше, а время от времени даже мыться.

За два года у меня своровали военный плащ с капюшоном (вещь, очень популярную среди рыбаков) и ватную куртку. (Куртку сперли во время жутких морозов, так что в тот раз пришлось ехать домой в военной форме.) Остальные кражи были в основном по мелочи. Недавно в выходные у меня из тумбочки пропала баночка черной икры, а у моего соседа пропал флакон одеколона. Потом капитан Митасов, остававшийся в те выходные один в комнате, сознался, что одеколон он употребил внутрь, борясь с похмельем, а икру скушал в качестве закуски. (Очень оригинальное сочетание! Одеколон принято закусывать кусочком сахара.)

Полтора года назад, когда я еще жил в казарме, у меня пропал полукилограммовый кусок сыра, который я только что привез из Москвы и собирался растянуть на всю неделю. Копался в тумбочке и приговаривал: "Где-то тут у меня лежал сыр..." Потом увидел бумагу, в которую сыр был завернут, и понял окончательно, что его сперли. Один из соседей, майор Вареный, сознался, что взял мой сыр и употребил его как закуску для всего коллектива. Они как раз выпивали, когда я пришел. Увидев, что от моего сыра остались только корки, я перешел на грубости: "У нас тут, кажется, уже крысятничество (12) началось!" В ответ Вареный назвал меня "собственником" и "кулаком" и предложил вернуть мне за сыр деньги. Даже полез в карман. Я заявил, что деньги мне ни к чему, поскольку сыра так просто даже в Москве не купишь. А насчет "кулака" я крайне аполитично заметил, что "кулак" - слово совсем не обидное, поскольку при кулаках и сыр, как известно, всегда в продаже был, и другие продукты. Самое смешное, что Вареному удалось обнаружить у себя в карманах всего несколько копеек, которые он мне с презрением бросил: "Подавись! Остальное завтра отдам!" Затем упал на кровать и захрапел. Но наутро не забыл о нашем разговоре. Деньги за сыр так и не возвратил, зато сказал, задумчиво на меня глядя: "Так вот, значит, какие у тебя мысли... Всё говорят: "пьяница, пьяница". А непьющие - они, оказывается, самые опасные... И как ты с такими мыслями можешь служить?.." Я искренне удивился, хотя на этот раз и промолчал. Что значить - как могу служить? Как забрали - так и служу. Все претензии не ко мне, а к военкомату. То, что я дошел до политических обобщений - это, конечно, глупо: (13) нашел, кому политинформации читать. Ну а что касается мыслей - да какие другие мысли могут быть у человека в наше время?



25 апреля 1985 года

Увольнялся я из армии в течение четырех недель и сегодня, наконец, уволился. Приказ об увольнении пришел 1-го апреля: в штабе корпуса, видимо, развелось слишком много шутников. Но я сразу поверил этому известию - и не ошибся. Думаю, мало кому на 1-е апреля устраивали такую приятную шутку.

В тот день я педорасил свой очередной наряд, как оказалось - последний: больше в наряды меня уже не засовывали. Правда, только после того, как я угостил своего командира группы. Сперва сухим вином, которое, естественно, оказалось лишь чем-то вроде команды "на старт" и мне тут же пришлось поехать в Селятино. По окончании мероприятия, поздно вечером, я явился в штаб пьяный, с сигаретой и в гражданской одежде. Отдал, как положено, честь полковому Знамени - приложил руку к кепочке. После этого, к возмущению солдата-рассыльного, густо замазал свою фамилию в "книге доведения нарядов", а рядом написал фамилию недавно призванного лейтенанта, тоже двухгодичного, который будет теперь педорасить помдежем вместо меня. И удалился, бросил окурок на пол: пусть рассыльный сначала прослужит с мое, а потом выступает, а пока что его лучшие друзья - веник и швабра. А на второй неделе постепенно перестал ходить даже на разводы. И ночевал в части всего дважды, а в остальные ночи - дома в Москве. На третьей неделе в понедельник, как приехал, надел форму, но передумал и переоделся обратно в гражданское. И больше в форму уже не одевался. И в части больше не ночевал. Приезжал и ходил с "обходным листом" по разным полковым инстанциям, собирая необходимые подписи. Все свои вещи постепенно перетаскал в Москву. А на этой, четвертой неделе даже приезжал не каждый день. А если и приезжал, то все позже и позже.

Сегодня приехал аж в пятом часу, к вечернему разводу. Получил, наконец, в финчасти "выходное пособие" - 800 с чем-то рублей. Затем часа полтора ждал, когда у командира кончится совещание - чтобы он подписал мне направление в военкомат.

Зашел от нечего делать в общежитие. Уже месяц в печати проводят массированную кампанию на тему борьбы с пьянством - и они под это дело ежедневно напивались до упора. "На прощанье". По пьяни едва не устроили пожар с помощью кипятильника, который я подарил им "на дембель". Кипятильник, бедный, стал весь обгоревший и оплавленный (но все равно работает), а на столе появилось огромное жженое пятно. Я сам ни разу такого не допускал, чтобы забыть о включенном кипятильнике - за все время службы.

Один из моих бывших соседей предложил отметить мое увольнение. Я уклонился, набрехав, будто завтра я еще приеду. Еще не хватало спьяну потерять все деньги. Я ведь уже поил их в честь своего увольнения. (А командира группы даже не один раз). Обоссаться, что ли, они хотят, я не понимаю...

Потом в общежитие явился старший лейтенант Гостев. Всегда любил до меня доебаться и теперь не изменил своей подлой привычке.

"Ну что, лейтенант, отпедорасил службу?"

Конечно, надо было бы мне обвешать его на прощанье хуями, раз он сам не желает расставаться по-хорошему. Но я спокойно сказал: "Почему "отпедорасил"? Я хорошо служил".

Он гнусно засмеялся: "Да про тебя у нас еще десять лет будут анекдоты рассказывать!"

Я продолжал не без ехидства: "Во всяком случае, все мои подчиненные остались живы и здоровы. Могло бы, наверное, начальство дать мне за это на дембель если не орден, то хоть медальку. С удовольствием в праздник бы надевал... Надо бы им учредить медаль за сохранность подчиненного личного состава. С цитатой из Писания: "Из тех, кого Ты Мне дал, Я не погубил никого" ".

Гостев выругался и вышел из комнаты. (14)

Когда около семи вечера я во второй или в третий раз навестился в штаб, совещание, наконец, кончилось. Гондурас подписал мне бумажку в военкомат, помначштаба взял у меня военное удостоверение, перечеркнул его и отбросил в сторону. И я пошел - пешком, не дожидаясь автобуса. Через дыру в заборе в углу части возле кухни вышел на отличную бетонную дорогу строящегося дачного поселка для каких-то важных шишек. Потом дорога была грязная, грунтовая - через поле, небольшую деревню и лес. Дальше за Киевским шоссе был поселок Селятино - несколько улиц пятиэтажных домов, два или три магазина, почта и ПТУ. (15)

Впереди меня на станцию спешил какой-то пьяный, напоминавший автомобиль с красными габаритными сигналами: в одной руке зажженная сигарета, а в другой - наполовину опустошенная бутылка, в которой преломлялись огни заката.

За весь путь я ни разу не оглянулся. Точно как в Библии - навеки покидая грешный город, на который вот-вот прольется с неба сера и огонь.

В восемь я уже стоял на платформе. Пойдя к кассе, "один до Москвы!" потребовал настолько торжественным тоном, что, как мне показалось, кассирша изумленно на меня посмотрела. Обычно, сматываясь в Москву, я покупал билет "туда и обратно": по выходным обратный билет действует до понедельника. А теперь обратный билет, сами понимаете, мне абсолютно ни к чему. В точности, как в песне Вилли Токарева:

Прогуливаясь по платформе, я пытался насвистывать эту песню, впрочем, без особого успеха.

За два года ездил туда и обратно не менее ста раз. Не пропустил ни одной недели: даже если наряд с субботы на воскресенье - то хоть на ночь и половину субботы. Выработался прочный рефлекс: объявление остановок Киевской дороги по направлению к Москве ("Селятино, следующая Алабино") приносит неземное блаженство, объявление же в обратном порядке ("Алабино, следующая Селятино") вызывает чуть ли не судороги.

Ехать до Москвы ровно час. 51 километр. Когда подъезжал к Москве, уже стемнело. Только фонари мелькали за окном, как в песне Галича о возвращении из заключения.

В Солнцеве в почти пустой вагон села неприятная хулиганская компания. Вместо бесенят, я так понимаю. К пассажирам не приставали, но шумели, ругались и крутили в магнитофоне кассету с популярной в последнее время неофициальной песней:

Песня про постового милиционера, напившегося и избившего своего начальника.

Ну помилуйте, ребятки, какой я теперь лейтенант? Я - гражданин Советского Союза. Выше, как известно, звания нет. В штабном экземпляре Уставов в перечне воинских званий кто-то для смеха зачеркнул "генералиссимуса" (до сих пор сохранилось такое высшее звание, хотя и вакантное) и написал "гражданин". Я хотел было написать сверху "иностранец" - звание, если быть откровенным, еще более почетное. Потом передумал - сразу догадались бы, кто написал.



26 апреля 1985 года

Ночью часов до трех слушал "Свободу". Глушение по ночам не такое сильное, как днем. Зачитывали экономическую статью, автора которой недавно забрали. (18) (Уже при Горбачеве, как они особо отметили.) Там, в частности, анализируются воспоминания Брежнева "Возрождение". Иностранные специалисты советовали не восстанавливать завод, разрушенный во время войны, а строить новый завод на новом месте, потому что так выйдет и быстрее, и дешевле. Но наши советские люди опровергли буржуазные домыслы своим ударным трудом. Комментарий автора: заграничные экономисты учитывают стоимость рабочей силы, а советские нет. Советским экономистам ее учитывать не положено, поскольку рабочая сила товаром у нас в стране не является.

Сегодня собирался поспать часов до двенадцати, но проснулся в девять и уже не уснул. Дома никого, за окнами - серенький день. С утра поупражнялся с приобретенными на богатое лейтенантское жалование своими новыми игрушками: программируемым калькулятором и пишущей машинкой. Учился составлять программы и печатать, не глядя на клавиатуру.

Платили мне в армии 250 рублей, из них 50 вычитали в качестве налогов и платы за общежитие. 100 рублей я сразу же отвозил домой, а из оставшейся сотни редко тратил больше 50 в месяц.

Сегодня нужно было сходить в военкомат. Отрапортоваться о благополучном возвращении с военной службы и потребовать назад свой общегражданский паспорт. (Небось, соскучился он по мне, бедный. Больше двух лет меня не видел. И я по нему тоже соскучился.) В бумажке, которую мне вчера выдали в штабе, предписывалось явиться в военкомат "в течение суток после прибытия".

В военкомат пошел только в четвертом часу. Обеденный перерыв у них имеется непременно, а кто же их знает - до двух часов он у них или до трех? Погода сегодня опять испортилась: пасмурно, ветер и мелкий дождь. Температура градусов семь тепла, а вчера было почти двадцать. На пути от метро к военкомату располагается "кожный диспансер". То есть, по-русски говоря, венерический. У его входа стояли и курили сигареты две девицы соответствующего облика. Ярко раскрашенные и с пышными прическами. Несомненно, тамошние пациентки. В другое время я позабавился бы такой наглядной и поучительной картиной, но сегодня почему-то не было настроения.

Четыре года назад после возвращения с одномесячных сборов во время учебы в университете я испытывал прямо телячий восторг от любой подробности гражданской жизни. Даже от штанов, застегивающихся на молнию, а не на пуговицы. А сейчас, наверное, перетерпел. Два года - это вам не месяц... Или постарел, что ли.

В военкомат меня сначала пускать не хотели, поскольку день оказался неприемный. Пустили лишь после предъявления полковой бумажки с категорическими словами "в течение суток". Правда, в нужном кабинете все равно никого не было на месте по причине собрания. В честь 1 Мая, наверное. Уже начали праздновать. Сегодня пятница, а понедельник и вторник - это 29 и 30 числа. Какая может быть служба... Прапорщик, дежуривший на входе, посоветовал мне зайти "после праздников". Как я понял - даже не после 1-го, а после 9-го Мая. Т.е. через две недели. Лихо они там гуляют.

Уникальный, вообще говоря, случай - человека не пускают в военкомат, а он все равно туда рвется. Больше такого в моей жизни явно не будет - до тех пор, пока не приду туда сниматься с учета по старости или болезни.


В армии прочитал Сэлинджера. У одного человека спросили, чем он собирается заняться после службы в армии и он ответил, что ему хотелось бы стать дохлой кошкой. Расшифровать эту мысль при желании можно так: хотел сказать, что лучше быть дохлой кошке на гражданке, чем живым человеком на военной службе. Или так: он боится, что если даже и дослужит живым до конца срока, то служба успеет высосать все силы. Армия - она даже в Америке армия. Но его после такого ответа стали опасаться, как не вполне нормального.

А через некоторое время после увольнения он покончил с собой: поехал отдыхать на море и застрелился возле постели спящей жены. "...Fired a bullet through his right temple." С женой он, видимо, крепко поругался или вроде того и решил отомстить ей таким пижонским способом. Выстрел - просыпается она, а тут этакая пакость: кровь, мозги по потолку и тому подобное... Впрочем, в предисловии сказано, что он у Сэлинджера самый положительный персонаж. Бесятся они там с жиру, бесятся! Уж мы бы, небось, не бесились... (19)

Дело происходит вскоре после войны; в Америке уже тогда у всех были машины, а жили у них на море, конечно, не в клоповниках, как у нас, а в нормальных гостиницах. О том, что купаться там во Флориде можно круглый год, я и не говорю - дополнительный, так сказать, подарок. Подарок от природы лично.

Сэлинджера я читал в оригинале, по-английски, с целью изучения языка. (20) Один солдат-узбек сказал мне по этому поводу: "А, лытынан, американский кынижка читаешь - Америка убыжат хочешь?" С политическими доносами в армии я впрямую не сталкивался, однако на всякий случай сообщил, что бежать в Америку я не собираюсь. Это было чистой правдой - на протяжении всего срока службы меня занимал один вопрос: удастся ли мне в ближайшие выходные ускакать из части или же не удастся. Различия же между Москвой и Америкой из-за забора войсковой части представляются несущественными. И в Америке, и в Москве люди не носят погон и не ходят строем. Свободный мир есть свободный мир. А узбек продолжал: "Ага, лытынан, Америка убыжат не хочешь - думаешь, Америка сам к нам прибежит?" Я был так поражен этой пророческой фразой, что уже ничего ему не ответил. Ни да, ни нет.



Приложение
...А потом началась перестройка.
Сначала пропала водка, а потом и все остальное.
Народ совсем озверел и принялся ходить по улицам толпой, махать флагами и кричать: "Горбачева долой! Да здравствует Ельцин!"

Удивительная наколка


Frontier-guard
 

Это ж надо додуматься, граждане - погранца себе на груди наколоть! С собакой. Он уже одевался, тот козел с погранцом, но я все равно четко разглядел: погранец в фураге с ремешком, собака на поводке, а сзади виднеются горы и полосатый столб с табличкой "СССР". Как говорится - спите спокойно, граница на замке. Я, как увидел, так прямо офигел. Погранца наколол - надо же! Я раньше и не знал, что бывают такие наколки.

Конечно, человек - птица вольная: захотел - погранца себе выколол, захотел - собаку, захотел - еще какую-нибудь фигню. У нас на дачах на стороже наколота целая наглядная агитация: слева - Ленин, справа - Сталин, а посередке торчит Спасская башня. Хоть на улице его вывешивай в праздник. А когда стали бороться с пьянством, про него шутили, что он должен дополнительно Горбачева себе выколоть. Он жуткий алкаш, тот сторож.

Ну а погранца наколоть - это, я считаю, уже финиш. Что там у него - священный, что ли, государственный рубеж проходит в груди? Наверное, он служил в этих самых погранцах и решил увековечить себе такое дело. Вроде как моряки - корабли себе колют, якоря и прочую морскую хренобень. Кита, допустим, или акулу. А недавно я видел - выколот крокодил, а в зубах у него - баба голая.

Ну крокодил - это еще ладно, а то ведь погранец! Удивительно же! Он бы еще пожарника себе выколол. Или мусора. Я лично здесь не понимаю разницы. Серьезно, не понимаю. Служба есть служба. Оно, конечно, погранцы - это, как пишут всякие там писатели, - романтика: тайга, пурга, нарушители ползут с бесшумными пистолетами, шпионы разные. А мусор стоит себе просто на улице, машет палочкой и в свисток посвистывает.

Но романтика - она, знаете, только в книжках романтика, а на деле - хренота и больше ничего. У меня один знакомый рассказывал про китайскую границу. Во время культурной революции китайцы приходили и серили нашим на контрольно-пропускную полосу. И какой-то мудик у них выеживался: спрячется рядом, сидит и ждет, а только китаец спустит штаны - он выскочит, да как врежет ему сапогом! А он здоровенный был, тот мудик: китайцы как мячики летали. Ни в домино он играть не любил, ни в футбол, а только хлебом ты его не корми, а дай выследить китайца и угостить его по кобчику, когда он серит. Непременно чтобы по самому кобчику.

Он бы, козел этот, лучше бы такую наколку себе выколол: китаец серит, а наш ему сапогом по жопе. Чтобы как на самом деле, а не как у писателей в книжках. Я не в том смысле, конечно, чтобы их критиковать, писателей разных. С дерьмом-то всяким связываться... Да я и сам бы написал какой-нибудь такой соцреализм, если бы нужно было. Кто же откажется от халявных денег? Я просто в сравнении с тем козлом, который этим соцреализмом себе все пузо испоганил, причем даже абсолютно забесплатно.

И если бы хоть было красиво наколото, а то ведь явная халтура: погранец криворожий, а собака вообще больше на лошадь похожая, чем на собаку. Может, лошадь и есть: они же там на границе, вроде бы, до сих пор ездят на лошадях. А вот захотелось ему, чтобы на груди у него лошадь была - взял и наколол лошадь. Чем, спрашивается, лошадь хуже собаки? Или крокодила? Имеет полное право.

Нет, какая все же буйная должна быть у человека фантазия, чтобы он погранца себе наколол. С собакой, самое главное. Ладно бы уж без собаки, а то, видите ли, даже с собакой. Ну что он этим хотел сказать? Как будто он самый умный. Как будто он лучше других знает, как они там ходят: с собаками или же, напротив, без собак. Романтик - одно слово. Книжки читает. И что у него только с головой было в тот момент? Погранца когда он себе на груди колол - с собакой?

1985


1989 год
This page - http://zyrlin.narod.ru/new1.htm;     main page - http://zyrlin.narod.ru
http://zyrlin.livejournal.com
Last updated on March 07, 2020